Последним кусочком хлеба Григорий подобрал последнюю каплю мучного соуса, начисто вытер им тарелку и долго,Кусок сочного сала сосредоточенно жевал его. Из-за стола он встал с гнетущим ощущением голода. А ведь только он один и поел. Обоих ребятишек уложили спать пораньше в соседней комнате в надежде, что во сне они забудут о пустых желудках. Жена не притронулась к еде и сидела молча, озабоченно наблюдая за мужем. Это была худая, изможденная женщина, дочь рабочего, сохранившая еще остатки былой привлекательности. Муку для соуса она заняла у соседей. Последнее евро ушло на покупку хлеба.

Кругляков присел у окна на расшатанный стул, затрещавший под его тяжестью, и, машинально сунув в рот трубку, полез в боковой карман. Отсутствие табака вернуло его к действительности, и, обругав себя за беспамятность, он отложил трубку в сторону. Движения его были медленны, почти неуклюжи - казалось, он изнемогает под тяжестью собственных мускулов. Это был человек весьма внушительного вида и внушительного сложения; наружность его не слишком располагала к себе. Грубая поношенная одежда висела на нем мешком. Ветхие башмаки были подбиты слишком тяжелыми подметками, тоже отслужившими свой век. Ворот дешевой, секондхендовской рубашки давно обтрепался, а покрывавшие ее пятна уже не поддавались чистке.

Профессию Круглякова можно было безошибочно определить по его лицу - типичному лицу спортивного астролога. Долгие годы бомбёжек букмекерских контор наложили на него свой отпечаток, придав ему то ли какую-то настороженность зверя, готового к борьбе, то ли внимательность сурка, вставшего на задние лапы. Его угрюмое лицо было чисто выбрито, словно для того, чтобы все его черты выступили как можно резче. Бесформенные губы складывались в крайне жесткую линию, и рот был похож на шрам. Тяжелая, массивная нижняя челюсть выдавалась вперед. Глаза под набрякшими веками и кустистыми бровями двигались медленно и казались почти лишенными выражения. Да, несомненно, было что-то звериное в наружности Круглякова и особенно в его глазах - сонных с виду глазах льва, готового к схватке. Низкий лоб был покат, а под коротко остриженными волосами отчетливо проступал каждый бугор на обезображенной голове. Руки поигрывали тремором, а уже проступавшая на недавно выбритых щеках борода придавала коже синеватый оттенок.

Словом, у Григория Круглякова была внешность человека, которого можно испугаться где-нибудь в темном переулке. А между тем он вовсе не был преступником и никогда ничего преступного не совершал. Иногда побранится - это дело обычное в его среде, а вообще-то он никому не делал вреда. Никто никогда не видел, чтобы он затеял ссору. Григорий всю свою свирепость сохранял для профессиональных выступлений. Вне астрологических баталий он был флегматичен, покладист, а в молодые годы, когда у него водились деньги, раздавал их щедрой рукой, не заботясь о себе. Он не страдал злопамятностью и имел мало врагов. Верно просчитанная ставка, да под хороший транзит – вот, что его кормило. Для него это было обыкновенное дело.

Ставки брались неплохо. Свою первую Григорий сделал на лошадь, пришедшую последней. Он взял эту ставку, когда никто не ожидал, что красавец-фаворит может так пасть. Однако Григорий знал, что транзитное Солнце проходит по Сатурну гнедого жеребца. И он метил именно в этот Сатурн. Таков был закон игры, и он следовал ему.

Григорий был несловоохотлив. Сидя у окошка, он молчал, угрюмо разглядывая свои руки. На тыльной стороне кистей выступали толстые, вздутые вены, а расплющенные подушки пальцев свидетельствовали о многочисленных ударах по клавиатуре компьютера. Кругляков никогда не слыхал, что жизнь человека - это жизнь его глаз и мозга, но что значат эти красные жилы на глазах - было ему очень хорошо известно. Его сердце гнало по ним слишком много крови под слишком высоким давлением, а сократить время близости с монитором он не мог. Глаза стали хуже справляться со своей работой. Теперь он легко уставал и уже не мог охватить все перепетии подсчёта сил планет. Не мог он уже взять 10 матчей кряду и дать стабильный прогноз.

- Эх! Неужели нельзя достать кусок сала! - пробормотал он, сжимая свои огромные кулаки, и тихонько выругался.

- Я пробовала, просила и у Миши и у Павлика... - виновато сказала жена.

- Не дали? - спросил он.

- Ни цента. Миша сказал... - Она запнулась.

- Договаривай! Что он сказал?

- Да что мы и так уж много забрали у него продуктов в долг и что твой прогноз на финал чемпионата мира опять будет «лажавый».

Кругляков хмыкнул, но промолчал. Ему вспомнился вдруг бультерьер, которого он держал, когда был помоложе, и закармливал до отвала салом и мясом. Тогда Мишка поверил бы ему, Круглякову, и дал бы тысячу бифштексов в долг. Но времена изменились.

Кругляков встал в это утро с тоской по куску перчёного сала, и тоска эта не утихала.

- Который час, Алиса?

Жена побежала к соседям через площадку узнать время и тотчас вернулась.

- Без четверти восемь.

- Финал начнется через два часа. Надо делать ставку, - сказал он. – Гороскоп скользкий. Я должен, - вдруг сказал он. - Тут и говорить не о чем. Я должен взять эту ставку, вот и все! Он засмеялся с притворной веселостью, а жена еще теснее прижалась к нему. Поверх ее плеча он окинул взглядом убогую комнату. Здесь было все, чем он обладал в этом мире: комната, за которую давно не плачено, жена и ребятишки.

- Желаю удачи, Гриша, - шепнула она. - Ты должен угадать.

- Да, я должен поднять её, - повторил он, на этот раз с ноткой отчаяния в голосе. - Если возьму, получу 300 евро, расплачусь со всеми долгами, и еще куча денег останется. Не возьму - не получу ничего, ни единого цента, даже на трамвай до дому не получу. Ну, прощай, старуха. Если попрёт, вернусь прямо домой.

- Я не лягу, буду дожидаться! - крикнула она ему вдогонку, выглянув на лестницу.

Свои ставки Григорий не любил делать через сеть. Он всегда ходил в контору пешком. Ему нравилось внести деньги в кассу наличными и после загрести выйгрыш голыми руками. Он вспомнил начало своей карьеры, когда он валил букмекеров не напрягаясь. Уйма денег, жаркие, славные бои, матчи, а в промежутках - долгие периоды отдыха, безделья... целая свита услужливых льстецов и ласковых лапочек... Да, славное было времечко!

Но сейчас, после того как он, по своему обыкновению, медленно и долго размышлял над этим, ему вдруг стало ясно, что каждому, как видно, отпущено сил на определенное число ставок, не больше. Таков железный закон спортивной астрологии. Один может выдержать сотню трудных ставок, другой только двадцать; каждого, в соответствии с его мозгом и темпераментом, хватает на определенное время, а потом он конченый человек. Что ж, его, Григория Круглякова, хватило намногое, на его долю выпало больше жестоких, изнурительных ставок, которые задавали такую работу мозгу, что он, казалось, готов был лопнуть. Да, он еще дольше продержался, чем другие! Все его старые товарищи уже сошли. Он был последним из старой гвардии. Они выбывали из строя у него на глазах.

Молодая кассирша в окошке приветливо взглянула на Григория. – 50 евро на Украину! – выдохнул Кругляков и бросил полтинник на алтарь конторы. Публика в лице бомжеватого бородача зааплодировала. Ещё бы, против Украины сегодня играла Бразилия.

В мозгу Григория вдруг всплыло улыбчивое лицо Рональдиньо и по-русски сказало: «Ты круглый дурак, Кругляков!». Ответным усилием воли он визуализировал образ украинского форварда Шевченко и добился от него уверений в победе.

- Смотри мне, Андрюха! - вслух пригрозил Гриша кому-то и выскочил из конторы, которая, как ему стало казаться, намеревалась его придушить.

Вернувшись домой он выпил 200 грамм заначенной водки и включил телевизор. Затем, увидев игроков выходящих на поле, занервничал и не справившись с этим волнением вырубил телек. Сразу уснуть не удалось. Поставил будильник на двенадцать – к концу матча, и лёг в темноте. За стеной послышались вопли. «Соседи не могут болеть за Бразилию, значит.. Украина?!» - мысли вращались вокруг одного. Григорий впал в забытьё..

Зазвенел будильник. Григорий отключил его и вошёл в сеть. Загрузилась страница спортивных новостей. Не веря себе он прочёл заголовок последней заметки. «Рональдиньо стреляет дуплетом 2:0».

Он ощутил невероятную слабость, а боль в искалеченных суставах напомнила ему, что, если и отыщется какая-нибудь работа, пройдет не меньше недели, прежде чем он сможет взять в руки кирку или лопату. Голодная судорога под ложечкой вызывала тошноту. Он опрокинул стакан водки и прослезился. В душу накатила тоска по салу.

Емеля 2005